Неточные совпадения
Подле бабушкиной могилы, на которой была плита, была и маленькая могилка его меньшого
брата,
умершего шести месяцев и которого он тоже совсем не знал и не мог помнить: но ему сказали, что у него был маленький
брат, и он каждый раз, как посещал кладбище, религиозно и почтительно крестился над могилкой, кланялся ей и целовал ее.
Скажу лишь, что год спустя после Макара Ивановича явился на свете я, затем еще через год моя сестра, а затем уже лет десять или одиннадцать спустя — болезненный мальчик, младший
брат мой,
умерший через несколько месяцев.
Сестра Нехлюдова, Наталья Ивановна Рагожинская была старше
брата на 10 лет. Он рос отчасти под ее влиянием. Она очень любила его мальчиком, потом, перед самым своим замужеством, они сошлись с ним почти как ровные: она — двадцатипятилетняя, девушка, он — пятнадцатилетний мальчик. Она тогда была влюблена в его
умершего друга Николеньку Иртенева. Они оба любили Николеньку и любили в нем и себе то, что было в них хорошего и единящего всех людей.
На заре дней моих, еще малым ребенком, имел я старшего
брата,
умершего юношей, на глазах моих, всего только семнадцати лет.
О, я вполне убежден вместе с судом и с прокуратурой, что Иван Карамазов — больной и в горячке, что показание его действительно могло быть отчаянною попыткой, замышленною притом же в бреду, спасти
брата, свалив на
умершего.
Полагаю, что имею право догадываться почему: уже неделю как расстроенный в своем здоровье, сам признавшийся доктору и близким своим, что видит видения, что встречает уже
умерших людей; накануне белой горячки, которая сегодня именно и поразила его, он, внезапно узнав о кончине Смердякова, вдруг составляет себе следующее рассуждение: «Человек мертв, на него сказать можно, а
брата спасу.
Старший
брат моего отца,
умерший в 1813 году, имея в виду устроить деревенскую больницу, отдал его мальчиком какому-то знакомому врачу для обучения фельдшерскому искусству.
Там жил старик Кашенцов, разбитый параличом, в опале с 1813 года, и мечтал увидеть своего барина с кавалериями и регалиями; там жил и умер потом, в холеру 1831, почтенный седой староста с брюшком, Василий Яковлев, которого я помню во все свои возрасты и во все цвета его бороды, сперва темно-русой, потом совершенно седой; там был молочный
брат мой Никифор, гордившийся тем, что для меня отняли молоко его матери,
умершей впоследствии в доме умалишенных…
В наследье мне дала утрата
Портрет с
умершего чела,
Гляжу — и будто образ
братаУ сердца смерть не отняла.
Но старший, родной
брат этого Папушина, недавно также
умерший, был известный богатый купец.
С летами все это обошлось; старики, примирившись с молодой монахиней, примерли;
брат, над которым она имела сильный умственный перевес, возвратясь из своих походов, очень подружился с нею; и вот сестра Агния уже осьмой год сменила
умершую игуменью Серафиму и блюдет суровый устав приюта не умевших найти в жизни ничего, кроме горя и страдания.
— Ну, так и есть! — вскричал он с таким увлечением, как будто это дело близко, родственно до него касалось и как будто
умерший Б. был его
брат родной.
— Нет, они не лишние, о нет! Они существуют для образца — для указания, чем я не должен быть. Собственно говоря — место им в анатомических музеях, там, где хранятся всевозможные уроды, различные болезненные уклонения от гармоничного… В жизни,
брат, ничего нет лишнего… в ней даже я нужен! Только те люди, у которых в груди на месте
умершего сердца — огромный нарыв мерзейшего самообожания, — только они — лишние… но и они нужны, хотя бы для того, чтобы я мог излить на них мою ненависть…
Кирилл Сергеевич с сестрою вошли тихо. M-me Бюжар встретила их в зале и показала в отворенную дверь на сидевшего по-прежнему Долинского.
Брат с сестрой вошли в комнату
умершей. Долинский не тронулся.
Дай бог, повторяю я, преданнейший слуга и
брат твой, усердно моля за тебя
умершего на кресте спасителя, чтобы все великие и святые обязанности женщины стали для тебя ясны, как ясно это солнце, освещающее дорогой для всех нас день твоего совершеннолетия (солнце ярко и весело смотрело в окна через невысокие деревья палисадника).
— Я твой
брат! — воскликнул он вне себя. Она обернулась, встала… как будто не поняла… как будто ужаснулась… Руки ее опустились как руки
умершей, и сомкнутые уста удерживали дыхание.
Важно, сытым гусем, шёл жандармский офицер Нестеренко, человек с китайскими усами, а его больная жена шла под руку с
братом своим, Житейкиным, сыном
умершего городского старосты и хозяином кожевенного завода; про Житейкина говорили, что хотя он распутничает с монахинями, но прочитал семьсот книг и замечательно умел барабанить по маленькому барабану, даже тайно учит солдат этому искусству.
Послушай — у тебя был
брат.
Он старше был тебя… судьбою чудной,
Бежа от инквизиции, отец твой
С покойной матерью его оставили
На месте том, где ночевали;
Страх помешал им вспомнить это…
Быть может, думали они, что я
Его держала на руках… с тех пор
Его мы почитали все
умершимИ для того тебе об нем не говорили!
А может быть он жив — как знать!
Ведь божья воля неисповедима!
Отец был алкоголиком; один дядя, его
брат, кончил свою жизнь в больнице для умалишенных, и, наконец, единственная сестра моя, Анна, уже
умершая, страдала эпилепсией.
«И запиши еще,
брат Лев, что если наши
братья будут исцелять больных, изгонять бесов, будут делать слепых зрячими или будут воскрешать четырехдневно
умерших, — запиши, что и в этом не будет радости совершенной».
А приехал он на родину уж единственным наследником после
умерших вскоре один за другим отца, старшего бездетного
брата и матери.
«Боже! Спаси папу, маму,
братьев, сестер, дедушку, бабушку и всех людей. Упокой, боже, души всех
умерших. Ангел-хранитель, не оставь нас. Помоги нам жить дружно. Во имя отца и сына и святого духа. Аминь».
Екатерина Ивановна родилась 11 мая 1731 года. Она была дочерью капитана флота Ивана Львовича Нарышкина. По отцу Екатерина Ивановна была внучка любимого дяди Петра Великого боярина Льва Кирилловича, заведовавшего Посольским приказом и
умершего в 1705 году. Он один из всех
братьев царицы Натальи Кирилловны оставил мужское потомство.
Между тем, по завещанию
умершего около десяти лет тому назад дяди Василия Васильевича камергера, действительного статского советника Александра Николаевича Луганского,
брат его Михаил был собственником двух громадных имений в С-ом уезду П-ской губернии Сушкино и Комаровка, находившихся, согласно тому же завещанию, в пожизненном владении их тетки, жены Александра Николаевича Антонины Карловны Луганской, урожденной Лерхман.
— Ну да ладно, — говорим, — не виляй,
брат, — ты поляк, мы тебе это в вину не ставим, а, однако, как же это ты мог отыскать сиротку-дитя, которое родилось как раз в ту ночь, как умер Саша, и, стало быть, это дитя — ровесник
умершему ребенку полковницы…
Когда графине Клавдии или «Клодине», как звала ее графиня Анна Ивановна, было тринадцать лет, в доме ее матери появилась княжна Зина, десятилетняя девочка, дочь покойного младшего
брата графини, князя Сергея Несвицкого,
умершего молодым вдовцом.
Дядя его, Петр Андреевич, которого будем называть младшим в отличие от
брата его, Ивана Андреевича, прежде
умершего, поссорился некогда с ним из-за дележа наследства, в котором почитал себя обиженным, и долго питал к нему неудовольствие.
Когда все заняли свои места, то вошли слуги проститься с госпожою, младшие впереди. Они целовали ее руку и дитяти, прося прощения в поступках и сопровождая слезы ужасными криками. Затем подходили знакомые, которые целовали
умершую в лицо и также плакали навзрыд. Потом родственники, самые близкие. Когда прощался
брат ее, то думали, что он совсем опрокинет гроб.